АВ 2009г. Выпуск 19 Российский консерватизм: идеология, политика, экономика
Для адекватной и комплексной интерпретации консерватизма, в том числе и российского консерватизма следует исходить, прежде всего, из следующего обстоятельства, имеющего концептуальное значение для такой интерпретации.
Ключевым событием мировой и российской экономики и политики за последние два месяца - август и, особенно, сентябрь 2009 года - явилась официальная (и зафиксированная 25 сентября на саммите G20 в Питсбурге на уровне глав государств ведущих стран мира) и, следует ожидать, окончательная (при всех предшествующих колебаниях во мнениях) констатация факта завершения наиболее острой фазы мирового экономического кризиса , достижения мировой и российской экономиками нижней поворотной точки, дна мировой экономической рецессии и начала процесса их посткризисного восстановления, предполагающего, тем не менее, продолжение реализации антикризисных программ при снижении уровня и масштабов государственного вмешательства.
Примечательным, однако, является не сам такой факт и не собственно его констатация: такой прогноз (о переломном моменте в периоде мировой и российской экономиках в середине сентября 2009 года) был сделан Аналитическим управлением Аппарата Государственной Думы еще в сентябре-октябре 2008 года, а предшествующие им произвольные и взаимоисключающие трактовки - как в теории, так и на всех уровня управления - состояний мировой и российской экономик, фундаментальных причин возникновения кризисных процессов и, наконец, прогнозов сроков достижения циклического дна , завершения кризиса и начала восстановления экономик, контуров их посткризисных состояний, или прогнозов возможностей и сроков новой волны кризиса .
В данном контексте, особое значение имеет позиция Президента США Б. Обамы, высказанное им в преддверии указанного саммита G20, согласно которому данный саммит должен стать (и действительно может стать в силу включения в мировое правительство , а точнее, в средние ритмы и режимы мировых экономических циклов, ведущих стран мировой экономической периферии, имеющих крупные территориальные, сырьевые и иные ресурсы), вехой на пути к новому витку экономического роста , хотя и является, как минимум, дискуссионной другая, не менее, важная позиция Президента США (страны- генератора указанных ритмов и режимов) о необходимости установления в мировой и страновых экономиках правил, предупреждающих повторение подобных кризисов , то есть правил, которые позволят им не попадать более в ловушку чередующихся подъемов и спадов , проложив этими правилами дорогу для стабильного роста экономик без свойственных прошлому перегибов .
Из вышеизложенного следует единственно возможный рациональный вывод: существующие разногласия в выявлении структуры и длительности периодов развития мировой экономики и экономик отдельных стран, прежде всего, структуры и длительности мировых или локальных, страновых экономических циклов и их периодов, а также разногласия в трактовке и, следовательно, в выборе трех основных принятых в традиционном формате - либо социалистических, либо либеральных, либо консервативных - принципов экономической политики, являются прямым результатом не только отсутствия как в мире, так и в России адекватных концепций такого развития и указанных типов циклов, но и, в конечном счете, результатом отсутствия адекватной политической идеологии.
Причем прямым результатом отсутствия (в силу определенных, объективных и субъективных причин) такой идеологии на всех трех традиционно выделяемых уровнях: на теоретическом уровне, на котором моделируются общие картины мира, в том числе системы политических и иных (экономических, социальных и цивилизационных) ценностей, составляющие концептуальные основы каждой из трех основных - социалистической, либеральной и консервативной идеологий; на прикладном уровне, на котором указанные системы ценностей фиксируются в программах политических партий и составляют, так или иначе, фундамент всей внутренней и внешней политики государства; и, наконец, на уровне социума (гражданского общества), на котором эти системы ценностей и приобретают реальные мировоззренческий и поведенческий статусы.
При всей важности указанных уровней идеологий, наибольшее значение имеет, тем не менее, именно их предельно высокий, то есть теоретический уровень, который включает не только собственно философскую (субстанциальную, или статическую), но и, что является существенно более значимым во всей всемирной истории, именно философско-историческую (временную, или динамическую) составляющие, интерпретируемые в контексте (в реальности несуществующих) идей, то есть категориальных понятий - при наличии всего многообразия их конкретных проявлений на остальных уровнях идеологий.
Именно поэтому, несмотря на все геополитические, политические, экономические и иные изменения, которые происходили за последние десятилетия в мире и в России, а отчасти и благодаря им, необходимость в такой (устойчивой и долгосрочной) идеологии продолжает оставаться весьма актуальной во всех странах мира, в том числе и в России, поскольку именно адекватная идеология обеспечивает каждой стране ее идентичность, безопасность и независимость, что, собственно, и стимулирует их к поиску некоторой идеальной модели социума, то есть, фактически, к поиску (как бы это не казалось, на первый взгляд, непрактичным) идеальных типов цивилизаций-культур, а также способов хозяйства, социальных формаций и форм правления.
В таком контексте и следует рассматривать существующий и, вне всякого сомнения, требующий теоретического, то есть философско-исторического преодоления, идеологический хаос в России, для которой не только является исключительно необходимой собственная полноценная адекватная идеология, но и которая должна сделать политический выбор из тех или иных идеологий, предоставляющих возможность определить конечную цель социума и, очевидно, государства, сконструировать те или иные идеальные и в теоретическом, и в прикладном контексте их философско-исторические модели.
В данном случае, речь идет, очевидно, о необходимости именно политического выбора между вышеуказанными тремя идеологиями, которые можно, хотя и весьма условно, обозначить как социализм , либерализм и консерватизм , а также между тремя соответствующими им, то есть социалистическими, либеральными и консервативными социальными силами - при условии исключения ошибочного (особенно в контексте прошлого исторического опыта России, имеющего место, прежде всего, в рамках Российской империи и СССР) их прямого противопоставления по причине очевидного наличия у этих идеологий и социальных сил целого ряда общих принципов, а также их взаимодополняемости, являющейся одним из ключевых факторов развития социума.
Такое противопоставление является ошибочным также и в силу того, что собственно трактовки указанных идеологий как сторонниками, так и противниками имеют, как правило, предельно общий, абстрактный и, более того, конъюнктурный характер - при наличии явной неопределенности их понятийного аппарата, являющегося прямым результатом отсутствия их четкого теоретического обоснования, а также в силу того, что во всех странах и на всех этапах их развития существуют политические направления, включающие различные сочетания этих идеологий, в частности, такие, как либеральный консерватизм , консервативный социализм или либеральный социализм .
Поэтому относительно более четким и результативным (поглощающим вышеуказанные классификации) является также традиционная классификация идеологий на два противоположных типа: революционную (радикальную - левую или правую, в чистом виде - социалистическую или либеральную) и эволюционную (реакционную - левую или правую, в чистом виде - консервативную) идеологии, формируемые, в данном случае, в контексте дихотомий революция и эволюция , радикальный и реакционный , а также левый и правый и соответствующие в целом таким реальным понятиям, которые также (и вполне правомерно) претендуют на определенный статус полноценных политических идеологий, как модернизм и традиционализм .
И, тем не менее, у этих идеологий также отсутствует четкий понятийный аппарат, что относится, прежде всего, к основным их понятиям - модерн (как тезис) и традиция (как антитезис), а также модернизированные и традиционные ценности , что ведет, в конечном счете, к прямому нарушению необходимого для полноценного развития страны баланса между тремя вышеуказанными уровнями идеологий, формированию у населения (в том числе и как у электората), а также у самих политических партий искаженного и упрощенного понимания содержания каждой из идеологий, затрудняя, тем самым, адекватные решения тактических и стратегических проблем такого развития.
Вышеизложенное означает, что в действительности, в условиях проявления фактической и долгосрочной несостоятельности в случае их автономном применения каждой из указанных и, как показывает исторический опыт, в частности, последних десятилетий, разъединительных идеологий, реальная политическая проблема, особенно в России, состоит не столько в выборе между той или иной идеологией, сколько в необходимости формирования некоторой синтетической, объединительной идеологии, трансформируемой далее в определенную национальную идею, поиск которых (собственно идеи и ее идеологии) и является основной темой, а также главной целью современных (условно, после распада СССР) политических дискуссий и исследований.
При этом в рамках таких дискуссий и исследований в последнее время намечается все более явный уклон в сторону консервативной идеологии, политики и экономики, прежде всего, в сторону некоторого особого , исходящего из специфических страновых условий, а именно, российского (цивилизационного и религиозного, в данном случае, православного) консерватизма , резкого повышение его прикладного и долгосрочного (в частности, ориентированного на XXI век и далее) значения, направленного на формирование идеологических основ политического центризма (при наличии очевидных предельно сложных в России исторических отношений между правыми и левыми идеологиями).
Примечательно, что такой уклон происходит в условиях роста и постепенного усиления консервативных настроений и востребованности консервативной идеологии, политики и экономики во всем мире, формирующих новую (теперь уже общемировую) волну консерватизма, которая трансформируется в феномен консервативного ренессанса , и определяющих третий (отличный и от социализма, и от либерализма) магистральный путь развития, некоторую золотую (социальную, политическую и экономическую) середину между этими двумя идеологическими крайностями, являющейся наиболее приемлемой для современного и будущих этапов развития России.
Очевидно, что поиск таких золотой середины и третьего пути предполагает, прежде всего, определенный синтез модерна и традиции (принимая также историческую ошибочность, главным образом в России, противопоставления таких понятий как традиция и модернизация , а также консерватизм и либерализм или консерватизм и социализм ), который выражается в таком относительно новом и получающем все более устойчивый статус в мировой и российской политологии и политике понятии как консервативная модернизация , отражающем достаточно простой и понятный (на уровне здравого смысла ) принцип: модернизация является жизненной необходимостью, но осуществлять ее следует медленно, не нарушая при этом устоявшиеся традиции , что означает, буквально, постепенную модернизацию .
Данный исходный принцип и является, собственно, ключевым принципом всей концепции Берка, считающегося основателем в конце XVIII века консерватизма как политической идеологии, противопоставляющего любым (правым или левым) типам революций и радикализма постепенные, не нарушающие устоявшиеся традиции реформы, и систематизировавшего все известные принципы традиционного английского консерватизма (в противовес также широко известным принципам либерализма ), общность которых с основными принципами нового российского консерватизма является вполне очевидной.
Однако, этим как теоретическое, так и прикладное обоснования консерватизма и ограничиваются, включая характерную для него жесткую критику либерализма, социализма, и радикализма вообще, что, в действительности, является недостаточным, поскольку оставляет без прямого и, что имеет особо важное значение, однозначного ответа концептуальные для его идентичности вопросы о содержании консерватизма и объекте сохранения - при всей условности ключевого понятия традиция , а также такие фундаментальные для любой идеологии проблемы, как статическая и динамическая интерпретации государства и человека (гражданского общества - социума), того или иного их соотношения и, наконец, их место и роль во всемирной истории.
Иначе говоря, пока что (и это особенно относится к России) представления о консерватизме (как, собственно, о социализме и либерализме) - при всей в целом правильности тех или иных его базовых принципов, остаются предельно противоречивыми и абстрактными - именно в силу отсутствия системного понятийного (терминологического) аппарата и собственно конструкции консерватизма, и поэтому применимыми, так или иначе, к любым из указанных идеологий, что, вполне справедливо, и отмечается его оппонентами.
Оставляя в стороне все существующее до настоящего времени разнообразие трактовок консерватизма, их сложный и дискуссионный характер, следует, тем не менее, констатировать, что такая ситуация связана именно со статической и, главным образом, с внециклической интерпретацией всех типов политических идеологий, в том числе их экономических составляющих, и именно поэтому указанные проблемы не могут иметь четких решений, поскольку они находятся, в действительности, в совершенно иной плоскости.